Гораций |
Exegi monumentum – значит в переводе с латинского "я воздвиг себе
памятник". Пожалуй, самое известное современному читателю стихотворение
античного поэта, прежде всего благодаря пушкинскому переложению "Я
памятник себе воздвиг нерукотворный..."
Кто ещё из русских поэтов и в каких стихотворениях интерпретировали
этот знаменитый текст Горация? Презентация поможет вспомнить ответ на
этот вопрос, подготовив подробный разговор о стихотворении Г. Р.
Державина "Памятник".
Также вспомним разговор в контексте размышлений о том, ЗАЧЕМ
приходит в мир поэт. Что касается знаменитого стихотворения А. С.
Пушкина, которое все знают со школьной скамьи, то интересны
рассуждения-исследования в статье В. Бондарева "Дело о памятнике" -
почитать можно здесь.
Будут любопытными и другие стихотворения-вариации на тему произведения Горация - поделитесь находками в комментариях.
Владимир Высоцкий
ОтветитьУдалитьПАМЯТНИК
Я при жизни был рослым и стройным,
Не боялся ни слова, ни пули
И в обычные рамки не лез.
Но с тех пор, как считаюсь покойным,-
Охромили меня и согнули,
К пьедесталу прибив ахиллес.
Не стряхнуть мне гранитного мяса
И не вытащить из постамента
Ахиллесову эту пяту.
И железные ребра каркаса
Мертво схвачены слоем цемента -
Только судороги по хребту.
Я хвалится косою саженью:
"Нате, смерьте!"
Я не знал что подвергнусь суженью
После смерти.
Но в привычные рамки я всажен,-
На спор вбили,
А косую неровную сажень
Распрямили.
И с меня, когда взял я да умер,
Живо маску посмертную сняли
Расторопные члены семьи.
И не знаю, кто их надоумил,
Только с гипса вчистую стесали
Азиатские скулы мои.
Мне такое не мнилось, не снилось,
И считал я, что мне не грозило
Оказаться всех мертвых мертвей,
Но поверхность на слепке лоснилась,
И могильною скукой сквозило
Из беззубой улыбки моей.
Я при жизни не клал тем, кто хищный,
В пасти палец.
Подходить ко мне с меркой обычной -
Опасались.
Но по снятии мерки посмертной-
Тут же, в ванной,
Гробовщик подошел ко мне с меркой
Деревянной.
А потом, по прошествии года,
Как венец моего исправленья,
Крепко сбитый, литой монумент,
При огромном скопленье народа
Открывали под бодрое пенье,
Под мое,- с намагниченных лент.
Тишина надо мной раскололась,
Из динамиков хлынули звуки,
С крыш ударил направленный свет,
Мой отчаяньем сорванный голос
Современные средства науки
Превратили в приятный фальцет.
Я немел, в покрывало упрятан,-
Все там будем!
Я орал в то же время кастратом
В уши людям!
Саван сдернули - как я обужен!-
Нате, смерьте!
Неужели такой я вам нужен
После смерти?
Я решил: как во времени оном,
Не пройтись ли по плитам, звеня? -
И шарахнулись толпы в проулки,
Когда вырвал я ногу со стоном
И осыпались камни с меня.
Накренился я - гол, безобразен,-
Но и падая, вылез из кожи,
Дотянулся железной клюкой,
И когда уже грохнулся наземь,
Из разодранных рупоров все же
Прохрипел я: "Похоже - живой!"
1973
Любопытная вариация "Памятника" на английском - для знатоков.
ОтветитьУдалитьExegi monumentum
Not made by human hand my pillar-like creation,
The people’s path thereto will never disappear,
Like Alexander’s post that rises over nations
My Monument will certainly endear.
I will not wholly die — the soul in a sacred lyre
Will outlive my dust and will escape decay —
And on this moonlit sphere my glory will not tire,
As long as poets still remain.
The rumor of my fame will march through massive Russia,
My verse in every tongue my fans will comprehend,
Alike by haughty Slav, by Finn and by compassioned
Kalmuck — the prairie’s primal friend.
I know — time will pass, but my explicit rhythm,
My poems gently phrased (although ages old),
Will still be recognized — I sang the song of freedom,
For mercy to the fallen called.
Oh, Muse, poetic Muse, adhere to God’s commandments,
Don’t be afraid of lies and do not seek a crown,
With no remorse accept both praise and honors absence,
Don’t contradict a clown.
Alexander Pushkin
Translated by Anatoly Berlin
А это, конечно, никакая не вариация. Но зато прямая отсылка к первоисточнику в названии.
ОтветитьУдалитьМихаил Щербаков
ВОЗДВИГ Я ПАМЯТНИК
Позабывши - где я, кто я,
в полдень на проспекте пыльном,
возле монумента стоя,
маюсь в затрудненье сильном.
Чувствую себя нескладной
вещью, вошью, междометьем -
перед этой глыбой хладной,
перед истуканом этим.
Но не зря с нахальным видом
жмусь я у него под носом:
мнится мне, что этот идол -
дока по любым вопросам.
Кажется, спроси что-либо -
тут же он тебе ответит,
чем и осчастливит, ибо
свет прольёт и цель наметит...
«Стоп! - шепчу себе я хмуро, -
берегись надежд опасных.
Помни, что сия скульптура -
не для разговоров частных.
Будь хоть сорок раз философ,
смолкни, поразмыслив тонко:
здесь не задают вопросов,
здесь благоговеют только...»
Грозен монумент и в оба
смотрит, нагоняя стужу.
Но вопросы жгут мне нёбо
перцем - и хотят наружу!
Если не сдержу задора -
может, и добьюсь ответа,
но не удивлюсь, коль скоро
крепко поплачусь за это.
Тяжкий вертикальный ноготь
прямо надо мной маячит:
значит, я умру, должно быть,
тут же, на проспекте, значит.
Ах, неужто, песня спета?
Дрогнув, я сбиваюсь с такта.
Надо уходить с проспекта.
Надо поберечься как-то.
Боже, до чего же всё же
глуп я и воспитан плохо!
С мрамором шутить негоже,
либо - ожидай подвоха.
Но язык мой, враг мой, так и
лезет, не поняв угрозы!
Весь в азарте, как в атаке,
рвётся задавать вопросы.
Чую: громыхает топот -
Командора? Мойдодыра?
Слышу: поднимает ропот
вся прокуратура мира.
Но безумство святотатца
мной уже владеет, видно.
Так и не сумев сдержаться,
я произношу бесстыдно:
- Памятник, зачем тебе такие большие уши?
- ЧТОБЫ ЛУЧШЕ СЛЫШАТЬ!
- Памятник, зачем тебе такие большие руки?
- ЧТОБЫ ОБНЯТЬ ТЕБЯ!
- Памятник, зачем тебе такие большие зубы?
(не даёт ответа...)
1990
Здорово! Поэтическая пыль веков - порох извечного человеческого "нет, весь я не умру..."
УдалитьЯ в свой черёд взойду на пьедестал
ОтветитьУдалитьИ памятником стану после смерти,
Надеясь не смутить мемориал
Иронией безумной круговерти.
Поэтов единит Пегаса зов.
Когда стихов армада за плечами,
Нерукотворный грезится ночами,
И маятник рифмует бег веков.
Благословен компьютерный экран,
С которого читают наши лица.
Полночных бдений виртуальный храм
Хранит надёжно каждую страницу.
Каким бы ни был способ бытия,
Но на излёте завтрашнего акта
Отыщут в хламе диво артефакта —
Мой стих, в котором: «...весь не умер я».
Анатолий Берлин, 2003